А вдали рисунок четкий
Иннокентий Анненский
Леса синие верхи,
Как на меди крепкой водкой
Проведенные штрихи
Выбор вида искусства и конкретной техники для творчества каждым художником всегда не случаен, даже если кажется, что главную роль тут могут играть предложенные судьбой обстоятельства. И все же, нитью Ариадны в этом лабиринте возможностей владеет индивидуальный творческий темперамент. В итоге он и приводит каждого творца к выбору самого верного инструмента, с помощью которого тот делает сущими, зримыми для других людей свое ощущение мира, свои мысли и идеи, эмоции и чувства…
Художник-гравер, который не выступает на арт-сцене в иных амплуа, сегодня довольно редкое явление. Это, можно сказать, уходящая натура. Многие современные художники все чаще пробуют свои силы во всевозможных видах искусства и художественных практиках, не замыкаясь в узкоцеховых рамках. И выбор только одного технического языка становится роскошью. Даже, в какой-то мере, актом самоотречения. И это достаточно смелое решение Марии Смольяниновой пытаться говорить исключительно на таком традиционном художественном языке, как гравюра на металле, в условиях безбрежного разнообразия формотворчества и новых технологий.
По собственным словам Марии, она пришла к черно-белой графике (и именно к офорту), как к осознанному ограничению. Избрание офорта, как единственного средства для трансляции своих творческих идей, характеризует ее как личность твердой дисциплины и высокой требовательности к себе. Далеко не каждый художник способен оперировать этим весьма неторопливым гравировальным методом, подразумевающим несколько этапов чисто технической подготовки и значительных временных затрат, которые обусловлены технологией процесса. Фактически это своеобразный церемониал, священнодействие, магия. И это не совсем метафора, так как действительно в процессе создания офорта есть элемент непредсказуемости. Это связано с тем, что химический процесс травления зависит от многих факторов. Невозможно со стопроцентной уверенностью предугадать, как глубоко протравится штрих, как ляжет пятно, какое в итоге получится соотношение тонов, из которых и складывается изображение. И возможно, что оно будет во многом отлично от изначального замысла художника. Эта рецептура, как правило, выверена, но всегда есть элемент случайности, который может стать или приятным, или разочаровывающим сюрпризом. Как говорит Мария: «Иногда пластина ведет меня за собой, и здесь приходится делать выбор – последую ли я за ней, либо же буду действовать по своему сценарию». На этой развилке нелегко бывает понять, кто же прав…
Искусство офорта требует от художника не только технических навыков, но прежде всего способность структурно мыслить, выделять главное, основное, стержневое. В этом и есть его созвучность с внутренней тягой Марии к выявлению конструктивной сути предметов и пространств. Это, конечно же, не самоцель, а прием, через который транслируется идея гармонии, взаимосвязи и взаимодополняемости всего в мироздании. Основной ее жанр — пейзаж: натурный, урбанистический, индустриальный. И особая тема – архитектура и природа, их взаимодействие и антагонизм, диалог и соперничество. Пейзажи Марии почти всегда пустынны. Человек где-то за кадром. Его присутствие, как правило, обозначено лишь каким-то рукотворным предметом (архитектурой, вагонами, рельсами, дорогой, скамейкой, стогом, распаханным полем).
Технический аскетизм черно-белого офорта обманчив. Он таит в себе огромный потенциал. С помощью штриха, пятна и различной глубины тона можно слагать партитуры совершенно разного стиля. Мария виртуозно владеет всем арсеналом офортных приемов – собственно офортом, сухой иглой, акватинтой, методом открытого травления, а также применением этих приемов в любых комбинациях. И это ремесленное мастерство позволяет ей применять образные приемы в широчайшем диапазоне. Она постоянно ищет, совершенствует, развивает свой пластический язык. Наверное, было бы вернее сказать, что она постоянно пробует разные манеры. Практически каждой серии ее произведений присущ особый почерк. В ее работах разных лет нет той абсолютной узнаваемости, печати «руки художника». Это осознанный шаг. Мария намеренно пытаться «забыть себя», приступая к новому циклу. То есть отказаться от уже найденных ходов и образов. Это совсем не просто, как может показаться. Попробуйте изменить свой почерк, свой голос, походку так, чтобы они выглядели естественными, а не поддельными или пародийными. Так же и изменения образной пластики для художника есть трудоемкий, длительный процесс.
Любая тема, по мнению Марии, требует своего особого выразительного подхода. Часто, ее графические серии рождаются по итогам путешествий. Осмысление иной культуры, эстетики, образа жизни, уклада, запахов требует своеобразной пластики. Ей трудно говорить о Петербурге и, к примеру, о Грузии одним языком. У этих мест совсем разные интонации, свое звучание. Это особая способность слушать, слышать, чувствовать genius loci (дух места, гений места). И не только услышать, но и воспроизвести эту мелодию. Как композитор определяет музыкальные инструменты, на которых будет исполняться то, или иное произведение, так и она подбирает индивидуально к каждой теме набор пластических и композиционных средств, не повторяющихся в других сериях.
Надо отметить, что тема музыки, и сопоставления музыкальной и изобразительной гармонии часто присутствует в творчестве Смольяниновой. Серия, посвященная Петербургу, так и названа — «Музыка Петербурга». В отдельных композициях этого цикла ноты вписаны в своеобразные нотные станы, образованные электропроводами. Их присутствие так органично и естественно, что глаз не сразу их выделяет. В целом всю серию отличает строгий геометризм, четкие линии, резкие контрасты цвета – констатирующие классическую стройность и холодный аристократизм северной столицы.
Совсем иным пластический языком рассказывает Мария о Москве (серия «Московский регтайм»): бархатистые фактуры, теплый свет круглых фонарей, блики солнца, мягкие абрисы предметов, домов и деревьев…Игра света и тени придает не строгость, а некую игривость, беззаботность запечатленному моменту, где звучит регтайм…
Серии, посвященные Грузии и Крыму, также исполнены индивидуальным почерком, рождённым впечатлениями от посещения художником этих мест.
Зимний Крым статичен, он как бы замер, впал в анабиоз в ожидание тепла. Мария собирает этот прохладный, немногословный образ из конструктора плоскостей и линий. О летней же Грузии рассказывают словоохотливые штрихи, пятна, завитушки, суетливые штриховки. Пластический новояз, как правило, полностью органичен и теме, и самому художнику. Образная артикуляция ясна и четко доносит мыслеобразы автора до зрителя. Хотя, порой переполненность эмоциями приводит к некоторой многословности, визуальному хаосу. Но без этого опыта невозможно было бы движение к тому кристально четкому графическому языку, на котором Мария заговорила в серии «Вечный пейзаж». Художник, не говорящий на сюжетном языке, берет на себя гораздо более трудную задачу. И рассказать о нем своим образным языком, чтобы донести свои чувства и свое вИдение до других, задача не самая простая. Именно опытным путем, дорогой проб и ошибок, находится та единственная, верная интонация. Так отлаживается механизм настройки, выбора необходимой оптики для следующего шага.
Моё знакомство с творчеством Марии Смольяниновой произошло на триеннале графики в Новосибирске в 2021 году, куда я была приглашена в качестве члена жюри. На конкурс Мария представила три листа из серии «Вечный пейзаж», созданной ею в 2020 -2021 годах, и они принесли ей победу в номинации «Традиционные технологии печатной графики». Это серия стала, определенной вехой, означающей переход художника на новый уровень образного сознания. Особое впечатление произвел лист «Сено», который, на мой взгляд, является самым значительным на сегодняшний день произведением автора. Мария сумела предельно скупыми изобразительными средствами, минимальным цветом, лаконичной композицией создать художественный образ невероятной лирической силы и философского наполнения.
В целом эта серия обозначает движение художника в сторону беспредметных обобщений. Но в этих листах соблюдены четкие пропорции фигуративности и абстракции. Достигнута та мера условности, которая выводит зримый мир, обычные предметы или объекты в формулу, которая уже – ощущение и эмоция. Трудно предсказать, перейдет ли Мария эту грань. Полагаю, что аналитическое искусство слишком холодно и рассудочно для ее души и художественного темперамента. И она и дальше в своем творчестве будет вдохновляться и оперировать образами предметного, вещного мира в их привычной, материальной форме.
Совершенно определенным контрапунктом через творчество Марии Смольяниновой проходит тема дороги. В относительно ранних работах с изображением вагонов, поездов, железнодорожных путей чувствуются аллюзии на суровый стиль 1960-х годов, которому была очень свойственна брутальная железнодорожная романтика. Но это перекличка скорее сюжетно-стилистическая, с более отстраненно-философическим взглядом, не затрагивающим проблемы социального плана. Здесь скорее ощущается экзистенциальный подтекст. Поезд, рельсы, провода – очень мощный, многомерный образ. Движение, путешествие, путь – как символ перехода из одного состояния в другое, как следующая ступень развития, стадия роста, грядущих открытий. И в то же время это образ неприкаянности, бездомности, бегства. С точки же зрения изобразительной образности – железная дорога со всеми ее атрибутами есть неиссякаемый источник эстетического вдохновения для Марии, которая видит в пересечении рельсов и проводов зашифрованный текст, иероглифы, послания, клубок которых можно разматывать бесконечно. И в офортах 2010-х годов на первый план выходит именно красота графической формулы, чистое любование стройностью и изяществом оромантизированного индустриального пейзажа.
Последние по времени произведения Марии Смольяниновой связаны с темой моря, воды, бЕрега — как линии соприкосновения двух стихий: земной и водной. Снова и снова она исследует столкновение антагонистов — тверди и текучести, дикой природы и рукотворного мира, в их единстве и постоянной борьбе. В этой серии нет прежнего отстраненного созерцания. Она исполнена напряженного предчувствие ненастья. Это и предчувствие, и воспоминание. Это продолжение вечного пейзажа, но уже не в статическом его состоянии. Крошечные дома и одинокие хрупкие людские фигурки на стыке неба, воды и земли создают истинный масштаб соотношения природной силы и силы человека, и это сравнении не в нашу пользу. Этот пейзаж был до нас, и будет после нас. Мария приглашает нас к размышлениям, вечным как мир, о смысле бытия каждого из нас. Последний офорт, представленный в каталоге, носит весьма символическое медитативное название – «Место предчувствия»… Продолжение следует.
Вне всякого сомнения, Мария Смольянинова уже заняла свою нишу в истории российской печатной графики. Она определенно заявила о себе как о зрелом, состоявшемся мастере, с самобытным, индивидуальным художественным почерком и богатым творческим потенциалом, который еще ожидает много стадий раскрытия.
Екатерина Климова
Заведующая отделом гравюры XVIII — XXI вв.
Государственного Русского музея